Пустота.
Чуть семеня своими маленькими неуверенными ножками, робкими шагами маленький мальчик подошёл к киоску с мороженым и тихим, неуверенным голосочком попросил пломбир, не смотря на то, что больше всего на свете ему хотелось попробовать шоколадный рожок, и денег на него было достаточно.
Так почему тогда этот мальчик не исполнил свою незамысловатую мечту, хотя её исполнение было возможным?
Уже тогда, в своём раннем детстве, в том времени, где каждый день равносилен новой жизни, он панически боялся последствий своих самых сокровенных желаний. Нет, его совершенно не страшила возможность заболеть, он боялся того, что станет с его духовным телом – останется ли от него хоть что-то вообще?
Мечта исчезнет, будет не о чём думать перед сном, не будет того, к чему можно стремиться и внутри возникнет ужасающая пустота, ежесекундно пожирающая всё вокруг и становящаяся всё больше и больше. Большинство его желаний были в высшей степени примитивными и, если бы это был другой человек с другим строем ума, то он мог бы, хоть ежедневно и ежечасно исполнять все возникающие свои желания. Но тот, о ком идёт речь был именно таким и никаким иначе. Этот маленький замкнутый мальчик определил свою позицию духовных требований и желанностей. И пусть тогда он не осознавал этого, но, тем не менее, это было именно так. Таким образом, скопища его желаний с самого момента их возникновения запирались на ключ в тяжёлый непробиваемый сундук, ключ от которого давным-давно был расплавлен в жаре бессознательного страха сердца. И сам сундук тоже был потоплен в поте от жара пекла страха. Сам этот маленький человечек собою олицетворял то, чего боялся. Так всегда. Стоит только чего-то забояться, как тут же это что-то заселяет твою душу, ежесекундно увеличиваясь в размерах. Также селится и в разуме, посредством иллюзий начинает окружать тебя собой всё тесней, заключает тебя в свои объятия и начинает медленно и неспешно, подобно изысканному кулинарному критику, опробовав всю твою душу на вкус до малейших деталей, поглощает все твои силы, делая тебя беспомощным шизофреником. Как, например, этот маленький сопливый мальчик, который всё ещё покупает нелюбимое мороженое много лет спустя. Как и все люди, он вырос, и по-прежнему существуя во страхе, он делал всё то, что искренне ненавидел.
На первый план он вывел карьеру. Просто потому, что никогда не любил её. Таким образом, у него образовалась большая кампания, которая ежеминутно приносила огромные доходы. Точнее, у него был ресторан. Бургер Плаза. Ну, вы, наверное, слышали о нём. Элитные бургеры. Диетическое меню. Элитная мука, роскошная посуда, золотые стулья с шёлковой обивкой, мраморные скульптуры с бургерами в руках, очередь расписана на десятки и сотни лет вперёд и прочее, прочее, прочее.
Но больше всего на свете он мечтал о шоколадном рожке и о прочной, крепкой и счастливой семье.
Он часто в душе оправдывал своё желание цитатой: «Поколения за поколениями люди работают на ненавистных работах только для того, чтобы иметь возможность купить то, что им не нужно». Эта фраза выражала его отношение к работе. Он понимал, что надо делать всё ненавистное себе, дабы сохранить все свои мечты и желания в священной непоколебимости.
Однажды он решил прогуляться по пыльной, захолустной улице только потому, что ненавидел такие улицы и барахолки, которые еженедельно устраивались на них. Прогуливаясь там, он яро возненавидел одно огромное зеркало в золотой пыльной раме. На стекле были грязные разводы, образовавшиеся от старости этого зеркала. Казалось, этому зеркалу было лет 100, а то и больше. Поскольку путь нашего героя, избранный им ещё в глубоком детстве, был путь ненависти, полагаю, мне не надо и писать, что он моментально возненавидел и продавца, и место продаж, и все камни под его ногами, и само зеркало. Такой цепочкой последовательностей излияния ненависти он пришёл к необходимости покупки зеркала. Продавец, ветхий старичок с трясущимися руками и с лицом, изъеденным насквозь разными ужасающими болезнями, тихим и уверенным голосом, выражающим глубокую непоколебимость и властность, пытался сказать этому всё ещё мелкому гадёнышу, что зеркало таит загадку. Нашему герою страстно захотелось узнать, что за загадка и именно поэтому он перебил старика, всучив ему изрядную сумму денег, и, пока старик был в шоке от внезапно нахлынувшего богатства, забрал зеркало. Оно весило намного тяжелее тех, что ему за всю свою жизнь пришлось носить. Даже зеркала большего размера весили куда меньше, чем эта древняя стекляшка.
Он привёз это мутное древнее изваяние к себе домой и поставил в прихожей. И, не удостоив свою покупку взглядом, прошёл в остальные комнаты.
Проснулся он рано в воскресенье от надоедливого урчания в животе. Он съел йогурт и выпил чашечку кофе, и, осознав, что поспать ему боле не суждено, он решил отправиться в небольшой парк, что был недалеко от его дома. Выходя, он ненароком бросил суетливый взгляд в зеркало и заметил, что оно отображало всё, кроме него. Он видел стену своего жилища, ту, что находилась за его спиной, в мельчайших деталях и подробностях, но себя он не видел. Он в оцепенении простоял перед зеркалом минут пять, пытаясь убедить себя в том, что это - самое обыкновенное зеркало и оно так же, как и всё остальное, отражает и его, но он просто не приглядывается и отсутствие его - не заслуга зеркала, а его самообман. Безуспешно простояв перед ним минут, пять, наш герой, в размышлениях, настороженный, вышел на улицу, в крохотный парк с ядовито-зелёной зеленью.
День только начинался. Солнце недавно встало, и от земли исходил блаженный аромат раннего утра. Пели свои первые песни первые птицы. Немного сонных ещё людей ходило по улице. Дороги были полностью свободны и дул лёгкий ветерок, с любовью пробуждая ото сна каждое дерево, каждый кустик, каждый камешек, каждую травинку и беззастенчиво целуя полусонных людей и резвых домашних питомцев, гуляющих с хозяевами.
Наш герой, будучи полностью погружённым в себя, бродил по тропкам и аллеям когда – то любимого им парка. Неожиданно раздался колокольчик мороженщика, оповещавший о начале рабочего дня его, мороженщика. Наш герой был испуган неожиданным звуком и благодарен ему одновременно за то, что вырвал его из плена тяжких, беспросветных и пустых дум. Он направился к киоску в надежде на то, что ненавистный им пломбир хоть немного отвлечёт его от неутешительных, угнетающих и пока бесплодных размышлений.
Тут, обогнав его, к киоску подбежал маленький голубоглазый мальчишка с растрёпанными волосами. Сквозь дырки в рваной одежде проступали синяки и ссадины. Следом за мальчишкой подбежали его запыхавшиеся и раскрасневшиеся от быстрого бега, родители. Мальчик звонким голосом попросил шоколадный рожок. Его папа дал продавцу банкноту, свёрнутую в трубочку, подхватил ребёнка, посадил его на плечи и с игривой и ироничной торжественностью вручил долгожданное мороженое под аккомпанемент смеющейся супруги. Малыш стал жадно поедать своё мороженое, в то время как его родители шутливо ругали его за ту скорость, с которой мороженое поглощалось молодым и растущим организмом.
Наш герой застыл в оцепенении. Эта картина, которую он наблюдал, была олицетворением его детских желаний: шоколадный рожок, и, не занятые ничем, кроме него, родители. Я не хочу сказать, что его родители не любили его, или же им было просто всё равно своё чадо. Нет, они любили его, приставили к нему самую лучшую в округе няньку, еженедельно давали денег на карманные расходы, но, тем не менее, сам ребёнок их не чувствовал. Не ощущал. Их просто не было рядом. Каждый раз, когда он, полностью поглощённый своими эмоциями, вбегал в комнату к родителям, они, не дослушав до конца, мягко, но настойчиво ссылали его в другую комнату под благовидным предлогом. Проще говоря, им было совершенно не до него. Нянькой, едой и деньгами заканчивалась вся их забота о растущем ребёнке.
А этот самый сопливый и всё ещё маленький и обиженный мальчик сидел на скамейке и вспоминал своё прошлое. Иногда он, то начинал горько плакать и рыдать, то улыбался с таким затаённым и тихо счастливым выражением лица, будто он тайно совершил некое действо, запрещённое для него по тем или иным причинам. И так, в бурных приступах ностальгии, он понял своё нынешнее положение. Точнее, до него дошла одна простая истина, то, что наша земля сокровенно хранит давным-давно.
Ты – не более чем дерьмо. Дерьмо истории. Отбросы всего, что только возможно. По сути, ты – никто. Ты презираем и обычен. Ты отвратителен. И что бы ты ни делал, ничего не изменится. Это просто разложенный свыше пасьянс. У тебя не было выбора. Ни у кого не было. Всё решили когда-то где-то зачем-то с кем-то давным-давно. Всё предрешено. Мы ходим по останкам живших до нас. Если докопаться, то под нами везде скелеты, останки, трупы, смерть и ещё раз – смерть. Мы живём ради смерти. Что бы мы ни делали, наши имена забудутся, сольются с толпой остальных имён, и мы перестанем существовать. Без памяти невозможен ни один вид или тип существования. Тебя просто не станет. В лучшем случае ты будешь пылью под чьими-то ногами.
В порыве властного над ним и неожиданного, но, тем не менее, желанного и столь пессимистичного открытия, наш герой пребывал в глубочайшем оцепенении и недоумении. Глаза его остекленели настолько, что прохожим, если бы они на него взглянули, показалось бы, что он мёртв. На самом деле он уже и был мёртв. Ненависть приводит к смерти. Источник питания своего второго тела он избрал не совсем правильно. И на протяжении такого сравнительно небольшого отрезка времени он уже и был живым трупом. Конечно, тело его было в расцвете молодости, сил и прочее, но душа его давным-давно сгнила и обратилась в пыль пепла – остатки ненависти, властной над ним. У него не было души. Многие люди, называющие себя теоретиками философии, говорят, что без души невозможно существование. Я отрицаю. Существование возможно; жизнь невозможна.
Тем временем, пока я печатала это, он успел очнуться и быстрым шагом, снося всё на своём пути, отправился к себе домой, брезгуя колкими и назойливыми упрёками тех, кого сносил. Он вихрем пронёсся по лестнице. Благо, для тех, кто встречался ему на пути, она была широкой. Он распахнул настежь дверь своей квартиры и резко остановился перед зеркалом. Отражения там по-прежнему не было. Он простоял перед ним неделю.
За это время он истощал, одежда пропахла потом, выделениями и дыханием. Воздух в квартире стал затхлым. Желудок яростно урчал из последних сил. А он всё стоял перед зеркалом. Он не думал ни о чём. Он просто был потерян. Для всех. Для себя. Навсегда.